Повсюду вокруг меня, даже под этим палящим, неумолимым солнцем, чувствовалась незримая вода. Она была и в сагуарах, и в кактусовых крапивниках — местных длиннохвостых пичужках, и в могучих корнях мескитовых деревьев.
Несмотря на явную сушь, она висела крошечными капельками даже в воздухе. Повсюду жизнь, повсюду вода. Чувствовать ее теперь для меня было абсолютно естественно, но призывать эту влагу я по-прежнему никак не могла.
Я закрыла глаза, позволила своему разуму достичь границ и переправить меня в Мир Иной. В отношении переходов повторение и в самом деле оказалось матерью учения. Теперь они давались мне без малейших усилий, как и ощущение воды. Мое тело понеслось к сообщающейся точке перехода, расположенной возле замка Дориана.
Однако, не успев достичь ее, я мысленно потянулась к пружинке-шагалке, в которой хранилась частица моей сущности, чтобы она как магнит оторвала меня от дороги и притянула к себе.
В мгновение ока я оказалась на кровати Дориана, тут же спрыгнула с нее и пробормотала:
— Какая самонадеянность.
Потом я схватила пружинку и покачала ее в руках, глядя на кольца, изгибающиеся арками.
— Это вы, сударыня? — послышался робкий голосок, а через пару секунд из другой комнаты показалось юное личико Ниа. — Его величество в консерватории. Изволите следовать за мной?
Ничего себе. Никогда не слышала, чтобы у кого-нибудь была личная консерватория, не считая игры в «Ключ».
Ниа ввела меня внутрь, и я обнаружила Дориана, стоящего перед холстом с палитрой и кисточкой в руках.
«Дориан в консерватории, да еще и с канделябром, — пронеслось у меня в голове. — Пардон, с кисточкой».
Король заметил меня и улыбнулся.
— Леди Маркхэм, вы как раз вовремя. Может, отвлечете Рюрика? Он стал ужасающе неблагоразумен.
Я посмотрела на другой конец залы, где Рюрик, могучий воин с платиново-белыми волосами, облаченный в полный доспех из кожи и меди, сидел в изящном креслице, обитом бархатом лавандового цвета. Меня даже передернуло от такой вот близости к нему.
— Я и не думал быть неблагоразумным, ваше величество, — процедил он сквозь зубы. — Но сидеть здесь неподвижно, да еще и в доспехах, не так-то просто.
— Ба, да ты жалуешься! Это совершенно недостойно благородного человека. Должен сказать, что леди Маркхэм часами может сидеть неподвижно, причем в намного менее комфортных условиях.
Рюрик кинул на меня удивленный и приятно заинтригованный взгляд.
— Не шевелись! Поверни голову, как была.
Ухмылка Рюрика испарилась, он повернулся к своему королю. Холст стоял ко мне обратной стороной, так что я понятия не имела, как выглядит шедевр Дориана. Уже направилась к нему, чтобы полюбопытствовать, но король лишь махнул на меня кисточкой.
— Нет-нет. Пока не закончу, не подсматривать.
Я пожала плечами, пододвинула еще одно лавандовое кресло — кстати говоря, вся комната была выдержана в этом цвете — и опустилась в него.
Дориан заговорил, не отрывая глаз от работы:
— Итак, что вы сегодня делали, дорогая моя? Что-нибудь занимательное?
— Вовсе нет. Выспалась, изгнала одну сущность, потом читала почти весь день. Ничего интересного.
— Что же вы читали? Я, честно говоря, восхищаюсь трудами одного смертного, вот только имя его позабыл. Он был довольно известен одно время. Секспир?
— Шекспир?
— Да, он самый. Ничего новенького не написал?
— Гм, за последние четыре или пять столетий — вряд ли.
— Какая жалость. Так о чем же вы тогда читали?
— О погоде.
Кисть Дориана застыла на полпути к холсту.
— О чем именно?
— О природе возникновения гроз. Как молекулы воды выстраиваются и конденсируются, как заряженные частицы разряжаются, образуя молнии. Да, и еще что-то про высокое и низкое давление, но мне придется еще разок перечитать эту часть. Там не очень понятно.
Мужчины наградили меня короткими озадаченными взглядами, потом Дориан вернулся к работе.
— Понятно. Значит, вы думаете, что это ускорит ваше обучение?
— Не уверена. Но мне нравится представлять себе конечный результат таким, каков он должен быть.
Наступила тишина. Дориан продолжил рисовать. Рюрик по-прежнему сохранял жалкий вид. Он периодически испускал громкие вздохи, красноречиво говорившие о его недовольстве. Я так и не простила этого типа за тот случай с ледяным элементалом, так что зрелище его страданий доставляло мне определенное удовольствие. К несчастью, через некоторое время мне это наскучило.
Я скрестила руки и уселась поглубже в кресло, чем привлекла его внимание.
— Сир, ваша дама беспокойна. Уверен, у вас есть куда более интересные занятия для нее. Мы можем закончить портрет в другой раз. Я не возражаю.
— Чепуха. Я уже почти закончил.
На лице Рюрика впервые появилось радостное выражение, но оно испарилось, когда Дориан развернул холст и показал результат. Мы уставились на портрет.
— Сир, у меня лук?
Я склонила голову набок.
— Да, похоже на то. Но в остальном… боже, это просто великолепно. Не думала, что вы такой замечательный портретист.
Дориан зарделся.
— Что ж, спасибо. Я и вас могу как-нибудь нарисовать, если вам угодно.
— Но это же лук! — сопротивлялся Рюрик.
Дориан посмотрел на холст, потом опять на воина.
— Он хорошо подходит к креслу. Мне пришлось его дорисовать, иначе ты смотрелся бы негармонично.
Дориан вернулся в спальню и занялся привычными делами: скинул серебристо-серый плащ и налил бокал вина. Казалось, сегодня он запивал смущение.